Один из самых прогрессивных и ярких коллективов филармонии — хоровой ансамбль «Маркелловы голоса» — отмечает 15-летие. Уже за месяц билеты на юбилейный концерт было невозможно достать. Сразу после него «Маркеллы» отправляются в продолжительный тур, во время которого запланированы выступления на «Пасхальном фестивале» Валерия Гергиева в Москве и австрийском форуме Klangsfrueling, участниками от России в котором были такие фигуры, как Мстислав Ростропович, Юрий Башмет и Владимир Спиваков. О том, как хор может быть актуален в нашей действительности, с художественным руководителем ансамбля Игорем Тюваевым беседует корреспондент «КС» Марина Монахова.
— Какие творческие приобретения привезли вы из Грузии и из Австрии и как их внедрили?
— Я никогда не планировал и не ставил перед собой задачу уехать из страны. Но судьба так сложилась — в определенном смысле удивительным образом, — что ровно шесть лет я провел в Грузии и ровно шесть лет — в Австрии. А между ними было шесть лет в России.
— А сейчас какой год вы в России?
— Вернулся я в 2005-м… Получается, пятый.
— Как опасно!
— Я пока не строю никаких конкретных планов и очень счастлив, что вернулся, впитав максимум того, что мог. Такие две разные, полярные страны, как Австрия и Грузия, дали мне уникальный творческий опыт. В Грузии я не только окунулся в стихию фольклора — в определенном смысле образ, идея «Маркелловых голосов», еще не существовавшего коллектива, возникли у меня тогда.
— Как так получилось?
— Было очень сложное время. Когда Грузия отделилась от России, там в одно мгновение закончилось все: электричество, деньги, мясо и молоко. Полгода люди еще ходили на работу, за которую им не платили, а потом все рассыпалось окончательно. И в этот период, когда в Россию не летали самолеты и не ездили поезда, я освоил вторую профессию, которая помогла мне там продержаться, — я стал настройщиком фортепиано. Это была потрясающей силы польза для моего слуха. Если у нас в доме обычно есть гитара, то там — пианино, даже обычно два пианино. Я работал целыми днями и настроил весь Тбилиси, всюду у меня были друзья. Но главное, что каждый вечер я приходил домой, садился перед камином с бокалом грузинского вина и слушал два года одну и ту же аудиокассету.
Это был ансамбль английского хорового дирижера Питера Филипса Tallis Scholars («Ученики Таллиса»), они пели музыку Палестрины. Это феноменальный, фантастический коллектив, один из лучших в мире. Их кассету мне когда-то привезли из Америки друзья, и пока я слушал ее все это время, то настолько насытился и пропитался этой эстетикой… Тогда и происходило мое воспитание как молодого хорового дирижера.
Впечатление от Tallis Scholars сформировало очень многое: отсюда и интерес к духовной музыке, и количество певцов в хоре — 16, и идея названия — «Маркелловы голоса». Англичане воскресили забытое имя великого композитора эпохи Возрождения Томаса Таллиса. Я в свою очередь решил поискать у нас и действительно нашел аналогичную фигуру — распевщика, говоря нашим языком, церковного композитора Маркелла Безбородого.
— Но давайте все же продолжим тему… Что вам дала культура обеих стран?
— Что касается моего музыкального опыта, связанного с Грузией и Австрией, я действительно сочетаю в себе уникальные традиции. И не просто держу их в себе, а передаю своим музыкантам, являюсь по сути преподавателем вокала. С одной стороны, «многостаночниками» в нашем деле быть нельзя. Но с другой, интересы мои настолько всеобъемлющи, что мы обращаемся и к этнике, и к старинной музыке, и ко многим другим направлениям. И я могу себе позволить сказать: «Да, мы исполняем это аутентично и достоверно». Потому что я был в этих странах и знаю, что такое аутентичность. Например, чтобы исполнять немецкую музыку, мы очень серьезно занимаемся немецким языком. Он архисложный. По большому счету, никто в России не умеет петь по-немецки. Когда я приехал в Австрию, то три года занимался вокалом за огромные деньги частным образом. Один урок стоил 70 евро, и я этих денег не жалел, — это были уроки солиста венской оперы. Я сам всю жизнь пою соло, очень серьезно этим занимаюсь. Находясь в Австрии, я даже получил предложение Венской камерной оперы и участвовал в двух их постановках. Там я и впитывал секреты вокального мастерства, а теперь передаю и этот опыт. Чтобы доподлинно петь русский фольклор, мы работали с известными музыкантами, лидерами в этом жанре Андреем Котовым и Сергеем Старостиным. Они приезжали сюда на «Живую воду», Котов вообще делал с нами программу, проводил длительные мастер-классы. Он произвел революционный переворот у меня в голове — думаю, не только во мне переворот, но и во всем мире. Так, как исполняет русскую музыку его ансамбль «Сирин», ее не исполняет никто.
— «Маркелловы голоса» — пожалуй, самый прогрессивный коллектив филармонии. Чем вы занимаетесь вне филармонических стен?
— Самым неожиданным для меня был совместный проект с Камерным оркестром. Мы тогда приняли участие в модном показе — это была презентация новых коллекций известных марок. Мы исполняли музыку барокко, а вокруг нас дефилировали девушки. Было довольно интересно — почему бы и нет? А если всерьез, то проектов очень много. Это, например, фестиваль этнических культур «Живая вода». Третий год я являюсь его арт-директором. Недавно стало известно, что состоится и четвертый фестиваль, — это большое счастье. «Маркелловы голоса» — постоянные его участники. Интереснейший проект мы готовим с группой Nuclear Losь. Мы познакомились во время «Интерры», и теперь планируем вместе открыть наш новый сезон.
Я стараюсь экспериментировать с формой, сотрудничать с новыми людьми. К сожалению, у нас нет достаточных денег, чтобы приглашать иностранцев. Все иностранцы, которые выступают с нами, приезжают в основном за свой счет. Потому я ищу и нахожу интересных, талантливых, неординарно мыслящих творческих людей в недрах Новосибирска. Так возникло сотрудничество с Женей Жуковской, с ансамблем «Джембе», с Витей Гарагулей. Совместно с ними сделано несколько программ, которые лично я постоянно бы держал в репертуаре, если бы мы были театром.
— Может быть хор сейчас окупаемым и выгодным?
— В России — нет. Хотя и не только в России. Единственный путь, по которому может идти хор, чтобы быть коммерчески выгодным, — это путь хора Турецкого. В принципе они работают очень интересно, но есть обстоятельство, которое сильно снижает их уровень: они поют «под минус». Это сразу воспринимается как попса. От чего отличаются Swingle Singers, King Singers, ManSound, которые буквально на днях приезжают к нам, — они все делают голосом. Это высший пилотаж.
— Почему вы не пробуете себя в подобном, коммерческом, амплуа?
— Потому что есть филармония, благодаря которой мы можем заниматься классикой. Ведь классика себя окупить не может. Мне очень страшно становится от того, что почти все филармонии в России уничтожены. По сути это называется «переведены на самоокупаемость». Но коллективы в них занимаются не штатной работой, а работают по контракту. Наша филармония — один из последних оплотов классического искусства в Новосибирске.
— Расскажите, чем вы будете удивлять публику в следующем сезоне?
— Я придумал абонемент, все концерты которого посвящены стихиям, и там я планирую много экспериментов. Лейтмотивом сезона станут два фильма — «Пауакацци» и «Коэнискацци», в которых звучит музыка Гласса, ее мы будем исполнять. Главная тема — экология души, наших сердец, экология всего. В чем эксперименты? Знаете, видеоинсталляциии, которые проводит Питер Гринуэй в Сикстинской капелле, не дают мне покоя. Я решил осуществить аналогичный проект в концерте «Свет», даже нашел уже партнеров, нашли аппаратуру, но когда дело коснулось денег, нам сказали: «Нет!» Сейчас ищем спонсоров. Про открытие сезона с Nuclear Los’ями я уже вам рассказал. А на последнем концерте сезона (на нем, кстати, запланировано и огненное шоу) я хочу провести с залом большой интерактив так, как это делает Бобби МакФеррин.
Марина Монахова, «Континент Сибирь» №14 (656), Апрель 2010