В квартете Барбера центром тяжести всегда была медленная часть, Адажио. Она принесла композитору славу, она побила все рекорды по количеству исполнений. И мелодию эту – красивую, меланхоличную, томительную, узнаешь сразу. Но в исполнении квартета мерцали совершенно другие краски – единый поток превратился в переплетения звуковых линий, в нем жили более сдержанные, тонкие, неоднозначные чувства. Так, почти романтический шлягер уступил место импрессионизму и интеллектуальной лирике, и Барбер, поверьте, от этого очень выиграл.
А дальше настало время театра – многокрасочного, изысканного, разнообразного. Первый струнный квартет Бриттена вызывал ассоциации с Шекспиром, но то были не сумрачные трагедии, а легкие сияющие сказки – Оберон, Титания, Ариэль, эльфы, гномы. Из тончайших переплетений звуковой паутины вдруг рождались ирландские танцы, баллады и хоралы, рельеф и фон все время менялись местами, и каждый раз было необычайно интересно – как будет выстроена театральная сцена, куда повернет мысль. Изобретатель Бриттен создал маленькую энциклопедию новых квартетных приемов. Оставалось только координировать слуховые и зрительные впечатления и тихо изумляться ювелирному мастерству музыкантов.
Ну, а потом грянул Яначек. Честно говоря, я все-таки пребывала в уверенности, что это неофольклорный мастер. Но квартет «Интимные письма» уничтожил это заблуждение. Нет, чешские, моравские мелодии там звучали. Можно было вычленить и колыбельную, и танцы, и всевозможные славянские наигрыши. Но все это пребывало в таком потоке сознания, в таком одержимом монологе о любви, что возникали ассоциации с новеллами Цвейга или пьесами Теннеси Уильямса. 74-летний Яначек, влюбленный в Камиллу Штеслову, выплескивал свои чувства, не заботясь о правилах и нормах. Внезапные смены метра и темпа, свобода формы, получился квартет-импровизация, витальный, мощный, временами даже пугающий.
Хотя в квартете персонифицирован альт (по замыслу Яначека он воплощает образ Камиллы), но на самом деле в каждой части переплетались, спорили, вступали в яростную схватку, любили и проклинали частицы души самого Яначека. Каждый инструмент в какой-то момент становился концентратом неистового чувства – притягивал, отталкивал, взвивался. Это была настоящая психологическая драма с запутанным сюжетом, которую пропускаешь через себя и получаешь неведомый прежде опыт чувств и мыслей.
Такой концерт – событие даже на звездном небосклоне Новосибирска, подарок для эстетов и просто эмоциональных личностей. Ловлю себя на том, что с удовольствием сходила бы на него еще раз в самое ближайшее время. Одного раза недостаточно.
Марина Якушевич, музыковед, кандидат искусствоведения