Владимир Гусев: «Русские жгут, не щадя себя»

Этот созданный в 1927 году при первой Сибирской радиовещательной компании оркестр — старейший музыкальный коллектив нашего города. Вследствие перипетий судьбы он не раз менял название. Сегодня он — Русский академический оркестр филармонии. Вот уже почти сорок лет прославленный коллектив возглавляет главный дирижер, художественный руководитель оркестра народный артист России Владимир Поликарпович Гусев.

Крестник Победы

Мы встретились с маэстро через несколько дней после его 75-летия, которое в афише концерта-бенефиса было остроумно обозначено музыкальным размером три четверти, то есть три четверти века, прожитых в союзе с музыкой. А каким было самое начало?

Найти и осуществить свое призвание мальчишке, родившемуся в рабочем поселке Чаны Новосибирской области, помогла Победа: в мае 1945 года ему едва исполнилось пять лет, когда с фронта вернулся дядя, мамин брат, и в доме появился баян…

— Баян стоял на сундуке, — вспоминает Владимир Поликарпович, — и мальчишеское любопытство: кнопочки, меха, все надо было испытать на ощупь и на слух — довело меня до сегодняшнего состояния…

Он не терпит пафоса по отношению к собственной персоне, постоянно снижая его иронией, но, как ни скромничай, жизнь сложилась красиво. И, пожалуй, определяющую роль в ней сыграла формула о доле вдохновения и девяноста девяти процентах труда для достижения выдающихся результатов в искусстве. Уже в 1949-м (к тому времени семья переехала в Новосибирск) началась учеба в двух школах — общеобразовательной и музыкальной, затем — училище, консерватория.

— И постоянно сумасшедшая нагрузка. Как я ее выдерживал?.. — удивляется сегодня он сам себе. — Учась в училище, уже работал, учась в консерватории, — на двух работах…

— Работали по специальности?

— Конечно. Самодеятельность. Коллективы, ансамбли, даже оркестры были. По окончании консерватории получил направление во Владивосток, там в институте культуры как раз создавалась кафедра народных инструментов, и я ее четыре года возглавлял. Нынче в декабре приглашают на 50-летие кафедры. Время быстро летит…

«Этот оркестр должен жить»

— Владимир Поликарпович, потом вы пришли в оркестр Новосибирского радио, как раньше назывался Русский академический оркестр филармонии, и вот уже без малого четыре десятка лет руководите им. Но если возвратиться в молодость, вспомнить собственное становление, от чего бы вы могли предостеречь растущие таланты? Какие опасности подстерегают их на музыкантском пути?

— Все индивидуально, но, пожалуй, главные враги — лень и конкуренция. Надо иметь характер, не раскисать, если случилась какая-то неудача, даже если что-то рушится, валится, надо все равно биться и доказывать. Я считаю, наш оркестр выдержал тяжелейшие испытания в 2005 году, когда его не стало в штатном расписании ГТРК «Новосибирск». Тут понадобились мои бесчисленные обращения и хождения во властные кабинеты и в Новосибирске, и в Москве, чтобы наконец было принято решение и мы стали филармоническим коллективом. Надо было иметь настойчивость, настырность и, главное, глубокое убеждение, что этот жанр необходим. А такая убежденность, слава Богу, у меня есть, никогда не сомневался — этот оркестр должен жить.

— Да, времена были, мягко говоря, разные. Каково сегодня отношение к вашему жанру, к оркестру?

— Сейчас, я бы сказал (тут Гусев включает свой фирменный юмор. — Авт.), мы как будто в женском отделении больницы — на сохранении, пытаемся сберечь свое детище и будущее. Ни шевельнуться, ни сделать лишнего шага, боясь услышать неприятный окрик: денег нет! — или еще что-нибудь в этом духе. Это заставляет, с одной стороны, тщательно работать, с другой — не задумываться слишком остро о тех проблемах, которые были и есть. Нам все время пока не везет: в стране никак не может раскрутиться экономика, возможно, тогда культура, искусство будут нужны. И все-таки главное достижение последних десяти наших филармонических лет — это обретение своей публики, которая, как мне кажется, с удовольствием ходит на наши концерты. Правда, с нас постоянно требуют увеличения количества этих концертов. Хотя мы и так делаем в месяц по четыре — пять программ, практически не дублируя их. Если играть еще больше, это значит, еще интенсивнее заглядывать в кошелек этим самым моим любимым слушателям, которые на нас и так ходят. А новых слушателей приобрести очень непросто, вы сами видите, что творится в образовании, средствах массовой информации, где нашей музыки просто нет. Национальная культура все еще не в формате.

Не жалея струн и инструментов

На каком-то повороте нашей беседы о том, что концепция отношения к культуре в России вроде бы меняется, но остаточный принцип ее поддержки только прогрессирует, как будто не очевидно, что академическое искусство никогда не сможет быть самоокупаемым, в глазах у маэстро вдруг зажигается лукавый огонек, и он не то серьезно говорит, не то шутит:

— Представим идеальные условия: если у нас все станет хорошо — будет куча денег и не будет гонки по количеству концертов, а будет много гастролей, то я боюсь, что мы раскиснем. Эта благость превратит нас в этаких рохлей, спокойных, равнодушных. Я частенько слышу о подобных музыкантах за границей. Они добросовестно делают свое дело, но без искорки — получил денежку, встал и ушел. Мы же должны всякий раз работать с искрой, выскочить, как пробка, и показать высочайший уровень, именно это зажигает публику. Почему наши коллективы любят за границей? Потому что русские жгут, не щадя себя, не жалеют струн и своих инструментов.

— Поэтому ваш оркестр с колоссальным успехом выступил в прошлом сезоне в Париже?

— Не знаю, но примерно триста человек, желавших нас послушать, попросту не вместились в зал. А вообще, судя по отзывам, французов удивила и восхитила как специфика русского оркестра (это касается струнных), так и серьезность программы. Нашего солиста Николая Лоскуткина вообще окрестили сибирским Шаляпиным.

— Что играли?

— Ой, играли мы много: европейскую, русскую классику и, естественно, народную музыку. Унисон домристов, унисон балалаечников — всех своих солистов показали: народных, заслуженных, лауреатов.

Сплошная психология

— Кстати, не в каждом русском оркестре, а в России их всего четыре такого высокого, академического, ранга, так успешно растут и так заметны солисты. Это ваша как худрука политика?

— Считаю, что это очень хорошо, и поддержка, естественно, моя. Во-первых, от этого разнообразнее программа, во-вторых, хочу, чтобы каждому, сидящему в оркестре и играющему «из-под палки» (это маэстро о дирижерской палочке. — Авт.), было интересно к чему-то стремиться, ведь каждый хочет быть и артистом, и солистом. Ну и стечение обстоятельств: сейчас оркестр пополняется выпускниками средней специальной музыкальной школы, окончившими затем консерваторию, это профессионалы высокого класса. Вы представьте себе — сегодня в оркестре 18 лауреатов всероссийских и международных конкурсов.

— Ничего себе, почти треть состава… Владимир Поликарпович, а руководить пятью десятками творческих личностей сложно? Что в этих отношениях главное?

— Тут надо быть артистом, уметь заряжать и заряжаться. Публика заряжает артиста на сцене, а также маэстро, который начинает осознавать: в верном направлении идем, товарищи! Работа дирижера — сплошная психология: надо артистов увлечь, надо их отвлечь, надо сказать что-то суперсмешное. Они шумели, шумели и вдруг оторопели, и в этот момент ты их ловишь и держишь. Но главное — надо доверять музыканту и пробуждать в нем лучшие качества.

— Доверять в чем?

— Давать больше свободы в творческом плане, шанс проявить себя. В общем, поменьше диктатуры, побольше артистизма и увлеченности.

«Оказалось, все поэты!»

— О новосибирском Русском оркестре специалисты говорят в превосходных степенях, отмечая певучесть, теплоту и даже акварельность его звучания. Что это означает?

— Все оркестры звучат по-разному, я на слух всегда определю андреевский, осиповский или некрасовский оркестр. И свой, разумеется, тоже. Мне кажется, у нашего оркестра нет такой мощи (Гусев делает ударение на последний слог. — Авт.), потому что нет «меди», нет такой плотности, но есть прозрачность, есть вот это тремоло, трепетность струнных инструментов. Мы прошли хорошую школу на радио, работая у микрофонов, которые имеют свойство гиперболизировать, утрировать все недостатки звучания. Поэтому надо было работать ювелирно, и здесь это нам удалось сохранить. Для меня даже загадка: меняются люди в оркестре, приходят новые, а особенность звучания каким-то образом передается, сохраняется. Появляется новый музыкант, смотришь, через два — три года он уже в этой упряжке, в этой стилистике, в этом звучании. Для меня это удивительно…

Маэстро удивляется, а я думаю: сколько же его труда, таланта, терпения, внимания к каждому артисту вложено в эту феноменальную особенность оркестра. И, вспоминая свои эмоции на гусевских концертах, спрашиваю: что-то в исполняемой музыке может его самого растрогать до слез? Владимир Поликарпович, мне кажется, уходит от прямого ответа, мы говорим о замечательной русской певице Татьяне Петровой, выступлениями которой оркестр открывает следующий сезон. Но он возвращается к теме с другой стороны.

— Честно скажу, прошибла слеза, когда ребята из оркестра подарили мне на юбилей две книжки, сделанные и изданные ими. Первая — с моими шутками, каламбурами с репетиций, вторая (оказалось, все поэты!) — с их стихами про меня, любимого. Я никогда не думал, что человек может достичь такого отношения к себе. В общем, приятно.