SibirInfo, 29 января 2010
Книга Сергея Кручинина «Дирижёр из провинции» издана в Новосибирске. «Где здесь у вас роман об Арнольде Каце?» – спрашивают покупатели книжного магазина, ведь автор более сорока лет играл на альте в Новосибирском академическом симфоническом оркестре под руководством маэстро. Роман основан на его опыте музыканта, но выдуман от начала и до конца.
– Сергей Иванович, художественный руководитель новосибирской филармонии Владимир Калужский в предисловии назвал ваше произведение авантюрным романом. Вы определяете его жанр как «озорная поэма»…
– В духе плутовского романа выведен главный герой, здесь я согласен с Калужским. Марк Гор постоянно выбивает для своего оркестра то инструменты, то квартиры, его похождения по инстанциям и кабинетам связаны с авантюрами и риском – он играет с сильными мира сего в опасные игры. В его отношении к жизни вообще много озорства, отсюда озорная поэма. А хотите, считайте мою книгу производственным романом. Помните американского писателя Хейли – его «Аэропорт», «Отель», «Колеса», «Вечерние новости»? У нас плодотворно работал в этом направлении Илья Штермлер, автор романов «Таксопарк» и «Универмаг». Нечто подобное попытался сделать и я, но взял профессию творческую, ту, которую сам знаю изнутри. Читатель любит подробности и нюансы незнакомых профессий, ему интересна их изнанка, кухня, кулисы. Но за этими подробностями не должно было потеряться главное. И организаторский, и дирижёрский талант Марка Гора направлены на главное дело его жизни – создание симфонического оркестра.
– Отказавшись от традиционного посвящения, на титульном листе книги вы написали: «Приношение Арнольду Кацу – народному артисту СССР». Даже несмотря на то, что вы публично заявили о стремлении создать «совершенно самостоятельный, абстрактный образ», так и слышатся интонации реального человека, перед глазами встает совершенно конкретный облик. Читатели уверены, что вы написали роман об Арнольде Каце.
– Еще раз повторяю: всеми силами я пытался удалить главного героя озорной поэмы «Дирижёр из провинции» Марка Гора от реального человека Арнольда Каца. Все события, происходившие с Марком Гором, выдуманы, взяты мною из головы. Ничего подобного с его прототипом не случалось. Но я всегда сверялся, мог ли Арнольд Михайлович так поступить в данной ситуации. Главный герой помещен в вымышленные обстоятельства, но действует так, как действовал бы его прототип.
Не надо и про других героев гадать, кто за ними скрывается. Меня замучили вопросами: Знаменитый Дирижер Захар Дариевич – это кто? Зак? Факторович? Нет, и он, и все герои придуманы. Флейтистка Майя Галицына – тоже. Никогда никакой флейтистки в нашем оркестре не было, не говоря о том, что не было у Каца никакого внебрачного сына. Вдова Сильвия Натановна смеялась: «Теперь будут искать по всей России его сына!» Передо мной стоял еще и моральный, этический вопрос: я не имел права писать об интимной жизни реального человека…
– Да и о личной жизни придуманного героя вы пишете деликатно, не спекулируете на подробностях, которые могли бы привлечь к вашей книге совершенно определенный сегмент аудитории, воспитанной на дамском чтиве. Хотя любовная линия увлекает!
– Одна дама упрекнула меня, что в романе мало лирических сцен. Москвичи сказали, что если печатать книгу в столичном издательстве, то надо усилить любовную линию. Но я не ставил перед собой такую цель. Майя – скорее, служебная функция, она так и задумывалась. Мне она понадобилась не для лирики, а чтобы держать читателя в напряжении, дать ему понимание многих специфических тонкостей и деталей из жизни музыкантов. Через Майю объясняется происходящее как в оркестре, так и внутри семьи. Она – как подводная лодка, которую опускаешь в глубину, как лакмусовая бумажка, показывающая, кто есть кто, то есть образ, который проходит через весь роман и высвечивает важные вещи.
– То есть у вас не было никакого соблазна воссоздать реальные события?
– Абсолютно! Реальная жизнь гораздо скучнее, описывать ее не представляет для меня интереса. Мне легче придумать, чем брать готовые эпизоды и последовательно укладывать их в кирпичики. И потом, в 1982 году я уже написал документальную книгу о нашем симфоническом коллективе «Наедине с оркестром», полностью построенную на документе. Кац там назван Кацем, Турич – Туричем, Крокушанский – Крокушанским.
Чтобы сделать сюжет «Дирижёра из провинции» выразительным, пришлось его придумывать от начала до конца. К примеру, в первой главе отец Гора ждет, пока сын примет душ, чтобы позавтракать вместе, поговорить за чашкой кофе. Пока плещется вода, вспоминает, как происходила у них встреча на фронте, тогда Марк тоже принимал душ – в кабине, специально оборудованной для этого в фузеляже бомбардировщика «Хейнкель». Реальная встреча была, но совсем не так, как описано в книге. Мне нужно было изощриться и придумать эту душевую кабину – спрашивал у знакомых, искал в интернете, выяснял, возможно ли было соорудить подобное…
– Вам удалось выстроить емкие, живые диалоги, и такое впечатление, что многие из них – художественно обработанная расшифровка диктофонных записей, так они достоверны.
– Да, я брал черты реальных людей, но не реальные разговоры! Никогда они этих слов не говорили, я не мог это от них слышать!
– А специфический юмор Арнольда Каца? Его склонность к соленым и часто нецензурным шуткам? Его умение подтрунивать, парировать, фехтовать словами? Это отразилось в книге с первых страниц – коллега говорит, что должен позвонить сестре, и Гор восклицает: «Так ты сестрат?!»
– Это старая оперная хохма. Если вы заметили, то по всей книге рассыпаны популярные в музыкальной среде хохмы и анекдоты. Что касается собственных выражений Каца, то да, я вел дневник, куда многое записывал. Любил Арнольд Михайлович грубо шутить, эпатировать любил. Многих это обижало, даже оскорбляло. Но такая манера поведения помогала ему захватывал плацдарм влияния над человеком, с которым общался и работал, – он был вынужден это делать. Взаимоотношения музыкантов с дирижером всегда непростые. Каждому в оркестре палец в рот не клади, каждый обидчив, ему кажется, что именно его дирижёр оскорбляет, с землей мешает, а ведь он играет на пределе возможного. Рядом сидят товарищи, замечания в чужой адрес воспринимают вроде сочувственно, но, с другой стороны, рады, что в данный момент разнос их не касается. А достается, как правило, лучшим – концертмейстерам… Дирижер должен быть сильной личностью, непоколебимым авторитетом, иначе не сможет управлять коллективом и передать свое видение музыки.
Эти черты маэстро я передал Марку Гору, но шутки, реплики, репризы приходилось придумывать на ходу, вернее, они придумывались сами – тема, настроение их подсказывали. Дневниковые записи в роман не попали.
– А интерпретация музыки, размышления Гора о партитуре? Вы тоже это выдумали?
– Делал вытяжки из того, что знал и сам думаю об этом. Мне пришлось перелопатить гору партитур – ходил в областную библиотеку и еще и еще слушал «Симфонические танцы» Рахманинова, Пятую симфонию Шостаковича… В самом начале симфонии, где интонация идет вверх, а потом сразу вниз, я вдруг услышал здесь ад… Здесь рай… У Шостаковича идет нежнейшая мелодия скрипок, и вдруг ворочаются тяжелые предметы – контрабасы и виолончели обрушиваются вниз, в самый ад.
– Так вот откуда название последней главы «Здесь Рай! Здесь ад!»!
– Шостакович написал Пятую симфонию в 1937 году – с разгар сталинизма, когда народ погибал в лагерях. Во время гастролей в Италии Гор сетует на банкете, что благополучные западные люди не могут понять трагизм этой музыки.
– К книге прилагается диск с произведениями, которые упоминаются в романе, но исполнители на обложке не указаны. Это наш симфонический оркестр?
– Нет, на диске записаны другие исполнители, которых я смог найти – к нашему оркестру они не имеют отношения. Например, долго искал «Жаворонка» Динику – пьесу, которую юный Гор исполняет на скрипке в грузинском кабачке, доводя слушателей до экстаза. А зачем мне понадобилось записывать этот диск? Затем, что я следовал приему озвучить знаковые вещи – которые на слуху. Вот я сейчас пропою вам «Что наша жизнь?», а вы хотя бы мысленно, но продолжите: «Игра!» Или: у Щедрина в «Кармен-сюите» звучит тема «тореадор, смелее в бой!», и вдруг остается только аккомпанемент, а у вас под этот аккомпанемент сама собою звучит мелодия. Так и в книге – рассказывается о музыкальных произведениях, они всплывают в памяти, а под рукой диск с этими записями.
– «Подлец Карамзин – придумал же такую букву «Ё». Ведь у Кирилла и Мефодия были уже и Б, и Х, и Ж… Так нет же. Эстету Карамзину этого показалось мало…», – иронизирует Венедикт Ерофеев в «Вальпургиевой ночи, или шагах Командора». Многие филологи всерьез считают, что букве «ё» в русском языке делать нечего. «Дирижёр из провинции» – редкий роман, где она хозяйничает на полных правах.
– Отношение к букве «ё» – показатель нашей грамотности. Для меня это очень важно. В моих рукописях она везде проставлена. Я специально купил ноутбук два года назад, когда начал писать роман, но все время работать за компьютером не позволяет зрение, поэтому писал в амбарной книге крупными буквами, потом переносил на компьютер. А последнюю главу набирала редактор, так вот она не соглашалась использовать «ё», я настаивал… Обратите внимание: именно через ё пишется ключевое слово книги – дирижёр. На эту тему есть печальный анекдот, правда, в книгу он не вошел. Следователь снимает показания с заключенного, спрашивает: «Ваша профессия?» – «Дирижер». Он записывает: «дережор». – «Вы сделали три ошибки в одном слове», – замечает подследственный. «Кому надо, исправят».
– На «Прозе ру», где выложен ваш роман, в предисловии вы пишите: «Я придумывал некоторый фокус вроде тяжелой двери в «Дирижёре…» и катил свою вагонетку с грузом идей и героев до первого препятствия, которое ощущал как кирпичную стену, выросшую на пути, и за нею полная неизвестность. Долго искал обходы, пытался делать подкопы, даже перепрыгивать, но только не биться о неё лбом, не прошибить… В конце концов удавалось придумать другой фокус, и вновь моя вагонетка бежала по рельсам сюжета, и так до самого окончания…». Но роман написан так легко, что возникает впечатление, будто сотворил его на одном дыхании.
– Роман писался тяжело, очень тяжело… Выходил на балкон, курил. Думал: боже ж ты мой, как дальше. Но если расслабится, то мысли потекут сами собой. Выпить глоток коньяка, раскурить трубочку, посидеть, почитать что-нибудь – и набредешь на нужные слова, словечки, откуда начинает строится фраза. А если пытаться выдавливать, ничего не получится…
Особенно трудно далось мне начало. Тыкался во все двери, пробовал эпизод за эпизодом, не понимал, куда двигаться дальше. А как нашел образ двери, с которой все начинается, так сразу и понял, как писать.
– А почему вы выбрали именно этот период его жизни? В романе Марку Гору 52 года – читая роман, думаешь, что он очень молод, пока не доходишь до указания его возраста.
– Это было наиболее стабильное время в эпоху Брежнева – 1979–1981 годы. Именно тогда открылись границы, и у людей появилась возможность выбирать между Родиной и свободой. Началась повальная эмиграция из страны, дилемма, уехать или остаться, стоит и перед Марком Гором. Он уже состоявшийся человек, у него за плечами огромный труд по созданию оркестра, и, казалось бы, уехать можно с чистой совестью, с сознанием выполненной миссии. И очень важно, какое решение он принимает. Именно это решение высвечивает его отношение к Музыке.
– В СМИ я читала о том, что Арнольда Каца приглашали на вакантную должность главного дирижёра минского симфонического оркестра. Когда он возвращался из ознакомительной поездки, в вагоне поезда произошла встреча с Горячевым, который уговорил его остаться в Новосибирске. Вот и в романе Марк Гор на грани решения уехать в Минск. Но до дела не доходит, он лишь мысленно представляет возможный разговор с секретарем обкома…
– У меня есть магнитофонная запись, где Кац рассказывает о разговоре с Горячевым в вагоне поезда. Но это только основа, давшая толчок фантазии. Опираясь на эти факты, я пытался воплотить идею, ради которой и взялся за книгу.
Вы обратили внимание на заголовок романа? Для меня очень важно: не провинциальный дирижёр, а дирижёр из провинции. То есть он руководит оркестром в провинции, стремясь вывести его на уровень столичных. Он прекрасно понимает, что в Москве, не говоря уже о Западе, у него больше возможностей и для творчества, и для карьеры. Но оркестр он создал именно в провинции – и не считает себя вправе его оставить.
«Ощущение от Новосибирска такое, что топка полна угля и одновременно включён тормоз», – говорил Арнольд Кац. Тема Москвы и провинции остра и сегодня. Москва вытягивает из провинции все соки. Москва купается в деньгах. Провинция живет из последних сил. Провинция держится на тех, кто находит в себе силы поднимать культуру здесь. В моем романе это Марк Гор. В действительности это Арнольд Кац, Теодор Курентзис, Сергей Афанасьев, Александр Шуриц, Сергей Мосиенко, квартет «Филармоника» и еще те немногие, чей талант вырывается далеко за рамки провинции. Эта идея и стала для меня главной.
– Что такое Музыка в понимании Марка Гора?
– …Он приходил на репетиции и понимал, что разговоры о музыке ничего не стоят. Музыкальное произведение имеет собственные законы, и никакая литературщина их не подменит. Музыка – это живое время, звучащее время. Мы слышим, как движется время, – вот что такое Музыка…
Беседовала Яна Колесинская