Немало написано книг о разнице алгоритмов потребления академической культуры у нас и на Западе. Разделяет нас очень многое — и глубина традиций светского музицирования, и разница экономических подоплек подо всем зданием культуры. Есть еще один важный параметр, в котором мы не совпадаем. Он относится не только к истории взаимоотношений с классической музыкой, а ко всей нашей жизни — речь об отношениях со временем.
Всё упирается в способность к искусству планирования. Многое у нас происходит самостийно, и, наверное, не стоит этому удивляться — наша действительность такова: непредсказуема, шатка, изменчива. И она определяет наше сознание, наш менталитет. На Западе, очевидно, в силу большей стабильности в жизни общества, люди уверенней строят намного более отдаленные планы, нежели позволяем себе мы.
Ярким примером этого тезиса для меня стала история, рассказанная художественным руководителем новосибирской филармонии Владимиром Калужским. «Это случилось в начале 90-х, когда наш общественно-политический строй трещал по швам, и вот-вот должен был произойти слом к новой истории, — вспоминал Владимир Михайлович, — Думаю, в стране тогда не было людей, равнодушных к происходящему. В это время у меня гостил товарищ из ГДР, которому на днях уже предстояло вернуться домой.
„Останься, — уговаривал его я, воодушевленный масштабами грядущего, — Происходят события исторической важности, все решится со дня на день!“ „Не могу, — ответил он, — У меня послезавтра — прием у зубного врача“. И мой революционный пыл был разбит о прозу — тщательно спланированную, олицетворяющую уверенность в завтрашнем дне».
Точно так же обстоит дело и во взаимоотношениях с культурой, которую в Европе привыкли потреблять не раз от разу, а регулярно и запланированно — по абонементу. Зародилась эта система на заре оперного жанра. Искусство отражало тогда актуальную повестку, и постоянное его восприятие считалось особенным шиком: абонемент предполагал место в ложе, а вместе с ним и гарантированную причастность к числу людей привилегированного круга.
Традиция продолжается и успешно существует в наши дни, естественным образом она больше востребована на Западе и по-прежнему вбирает в себя не только культурный и досуговый смысл, но и мотив социального престижа. Абонемент в филармонию там — это маркер положения, принадлежности к элите, уверенно взирающей в будущее, живущей культурными традициями и хранящей их.
В нашей стране эта система, безусловно, нам тоже не чуждая, пережила значительный удар со сменой той самой политической формации, когда долгое время проблем было столько, что до культурной политики не доходили руки. Да и уверенности в завтрашнем дне в тот момент тоже поубавилось.
Из-за этих процессов отношения со временем и искусством сложились таким образом, что самой стабильной и многочисленной абонементной публикой филармонии на данный момент оказались слушатели симфонического оркестра: на Новосибирск и Академгородок их приходится около двух тысяч человек. Но много ли это для города-миллионника, претендующего на статус культурной столицы? Немаловажен и тот факт, что подавляющее большинство — представители старшего поколения, для которых подобная форма досуга была естественной, предпочтительной, необходимой в условиях другой страны и других идеологических и бытовых реалий.
В 1990-е явно наметился разрыв в традиции посещения классических концертов, результаты которого мы пожинаем до сих пор. И сегодня, в условиях пропаганды популярного искусства, которую во впечатляющих масштабах осуществляют ведущие телевизионные каналы, привлечь на концерты классики нового, молодого слушателя невероятно сложно.
Принудительные походы школьников в оперный театр или на концерты филармонии остались в прошлом. Они, с первого взгляда, оборачивались неоднозначным эффектом: дети баловались, болтали, воспринимали с трудом. Но у этого безобразия было и немаловажное следствие: дети так или иначе сталкивались с новым для себя явлением — не самым простым, но по своей созидательной силе мало с чем сравнимым. И у тех, кто в раннем школьном возрасте устраивал потасовки в темноте театральных залов, шансов обратиться к академическому искусству при достижении какой-то точки в развитии было несоизмеримо больше. Сейчас подобной практики заметно поубавилось, и путь к искусству для молодых людей стал менее очевидным.
Поэтому филармония как единственная в городе концертная организация, предлагающая публике академический репертуар, всеми силами пытается сократить эту дистанцию, изобретая программы, которые введут молодого человека в мир высокого искусства постепенно, избавляя от риска передозировки, если угодно, чистым воздухом.
Продолжая линию отношений со временем, скажу, что, по моим ощущениям, сегодня мы сами движемся по пути, приближающему нас к западным ориентирам. Это касается вопросов ведения бизнеса, организации жизни, целеполагания. Можно иронизировать на эту тему, но все же стабильности в действительности стало много больше. Темп ускоряется, мы заглядываем всё дальше. И, не боюсь упреков в отрыве от реальности и идеализме, добавлю: мне кажется, в таких условиях искусство — способ поддерживать эмоциональную отзывчивость нашего устройства, которая в мире высоких скоростей и амбициозных стремлений оказывается в зоне риска.
Поскольку идею этой колонки я активно обсуждала с Владимиром Михайловичем, думаю, чистота жанра не очень пострадает, если расскажу еще одну очень подходящую его историю.
«Вся моя жизнь пропитана звучанием классики. Она — естественная среда, и тем удивительней для меня, какую сильную реакцию может она вызвать у далекого от нее человека. Не так давно своими неожиданными переживаниями по поводу волнующего нас предмета со мной поделился вполне зрелый, состоявшийся мужчина. В дальней поездке он переслушал все диски, какие были у него с собой в авто, и вот добрался до последнего, который и не включал никогда, так возил с собой, по инерции — „100 золотых классических хитов" или что-то в этом роде. Та горячность, с которой он делился своими впечатлениями, удивила меня, наверное, не меньше, чем собственная реакция удивила его самого. «Такого драйва я не слышал даже у рокеров!» — ошеломленно подытожил он. А я понял, что время, когда мы встретимся с ним на концерте, не далеко».
И эта история закономерна, потому что по достижении 30 лет мы обретаем большую устойчивость и предсказуемость вещных координат и можем себе позволить, наконец, задуматься о том, что нематериально.
Никто не спорит, слушать классику — нелегкий труд. И если человек ощущает необходимость и решается на такой шаг, это говорит об определенной духовной и интеллектуальной зрелости. Кто-то приходит к этому естественным образом, самостоятельно. Кого-то подталкивают обстоятельства в виде всегда намного более отзывчивых к искусству женщин. Но, так или иначе, наградой в финале пути становится обретение новой точки опоры, новой чистоты и нового качества жизни, одним из способов организации которой становятся регулярные прикосновения к высокому.