Ум с сердцем не в ладу

Экс-новосибирский, а ныне пермский дирижер Теодор Курентзис перед началом концертных выступлений читает лекции о том искусстве, с которым предстоит ознакомиться слушателям. Клавесинист Станислав Грес тоже решил последовать его примеру, представив перед началом своего концерта французской клавесинной музыки эпохи абсолютизма разговор о той музыке, которой маэстро хотел поделиться. Надо сказать, что лекция была бесплатная. Так что любой желающий, который даже не собирался оставаться на концерте, мог на досуге просветиться.

Лекция касалась прежде всего духа эпохи, музыку которой играл Грес. Именно из духа эпохи, считает маэстро, в конечном итоге мы схватываем дух самой музыки.

Программа, которую представил Грес, монолитна, в отличие от практики других исполнителей старинной музыки, которые, боясь, что это будет непонятно, скучно, долго и нудно, делают миксты из разных произведений. Так будет честнее по отношению к самой эпохе, считает маэстро, ведь в то время у композиторов не было задач писать одни шедевры. Причем огромное количество музыки XVII века импровизировалось. Подобные импровизации прозвучали и на концерте Греса.
Понятие барокко — полисемантическое. И одно из значений — барокко как стиль в музыке. Это первая половина XVII века. Это Монтеверди, это Фрескобальди, это то, что связано  в музыке с рождением оперы, с новым речитативным стилем, монодийным стилем, когда  возрождали древнегреческую музыкальную драму и думали, что таким речитативным стилем они возрождают древнегреческую манеру декламации в театре. Это развитие инструментальной музыки. Это все причудливости, пышности, контрастности, светотени — то, что мы привыкли видеть на полотнах Караваджо, музыкальными средствами выражено в итальянской музыке первой половины XVII века.

Другой уровень — это мышление человека эпохи барокко.

Музыка  Монтеверди,  Фрескобальди и музыка Баха — по стилям и музыкальным особенностям  очень разная, но она действительно принадлежит к одной эпохе барокко, потому что люди, которые писали ее, обладали качеством, мышлением человека эпохи барокко. Они вкладывали туда идеи своей эпохи. Это конец Тридцатилетней войны, время Великих географических открытий, время, когда животворное влияние Ренессанса и его духоподъемной человеколюбивой силы переходит в практическое русло. В музыке наблюдается эмансипация — отказ от строгой полифонии, от всех канонов профессиональной музыки, которые доминировали в музыке более раннего времени.

Очень важную роль сыграли токкаты Фрескобальди, когда в предисловиях автор писал, что эта музыка — не предмет строгого стиля, ее нужно играть так, как поют в наше время современные мадригалы, то есть свободно, выражая аффекты, что раньше было запрещено. Церковь говорила: музыка должна выражать божественную идею, не должна говорить о человеческом. Человек слишком грязен, чтобы выражать в музыке свой мир. А теперь это можно. Из этого и прорывается барокко как стиль, барокко, которое готовилось от Ренессанса через маньеризм, восшедший из идеи Ренессанса. И маньеризм пробовал, как это все можно делать, как можно писать музыку странную, выражающую движения  души, которые часто трудно выразить в слове. А если это невозможно выразить в слове, то и в музыке это тоже не должно звучать очень просто. А в живописи — через искажение пропорций тела.

Так вот, барокко буквально прорывается в начале XVII века сквозь эти установки: наконец-то музыке позволено выражать внутренний мир человека. А как это можно делать? Человек сам зачастую не осознает своих мотиваций, каких-то внутренних движений души, которые им движут. Ему самому порой трудно объяснить, что с ним происходит. Значит, так должно звучать и в музыке. Отсюда и происходит эта особенность стиля барокко. Этому слову потом очень удачно нашли объяснение: «жемчужина НЕПРАВИЛЬНОЙ формы». Жемчужина, но она не классическая, она не симметричная, она по-своему искривленная, изогнутая. И музыка стиля барокко  так и звучит, она ищет эти качества. Искусство барокко, самая ее сердцевина — это искусство романтическое, потому что оно не пытается найти какую-то гармонию, оно пытается отобразить динамизм нашей жизни.

Стиль барокко — когда в искусстве схватывается жест, выхватывается что-то, что невозможно поставить, чему невозможно придать форму. Суть стиля барокко в том, чтобы схватить это мгновение и отобразить его, показать, как оно прекрасно. Не зря Дени Гринье говорил о «Дафне» Бернини:  это скульптура, где Дафна изваяна в момент ее превращения в дерево. И скульптор пытался схватить этот переходный момент, когда она уже не женщина, но еще не дерево.

С помощью барокко выражается иллюзорность.  В эпоху барокко совмещаются, казалось бы, два противоположных качества: реалистичность и гиперреалистичность, потому что в искусстве выражается все, что мы видим в жизни, выражается так, как оно происходит, без приукрашиваний. Причем очень часто это происходит с преувеличением для того, чтобы просто лучше рассмотреть явление сквозь лупу.

Цель и назначение искусства — увидеть прекрасное в мгновении. Это сходится с представлениями о Тридцатилетней войне: если прочитать стихи поэтов Германии того времени, увидишь, как просвечивает идея того, что все бренно, все преходяще.
Свой концерт Станислав Грес не зря назвал «Пикники в садах Армиды». Армида — это героиня оперы Люлли, придворного композитора Людовика XIV. Это опера, где чувства борются с долгом, что также характерно для мышления эпохи барокко. Пассакалия Армиды — один из самых выдающихся образцов музыки Люлли, клавесинное переложение которой завершило первое отделение программы.