Марина Монахова,
специально для «КС»
Первая и единственная репетиция рояльного квартета состоялась за день до концерта
2 марта на сцене Камерного зала филармонии одновременно звучали четыре рояля. Новосибирск никогда не слышал подобного, и неизвестно, услышит ли впредь: в нашем городе выступил уникальный проект Александра Гиндина «Квартет роялей».
Фортепианных квартетов в мире существует не так много, и на их фоне проект Гиндина выглядит уникальным. Во-первых, состав его ансамбля не фиксирован, в нем принимают участие каждый раз новые музыканты. Во-вторых, каждый из участников квартета — пианист с состоявшейся громкой международной карьерой. «Квартеты образуются по двум причинам: или их участники просто в силу масштабов таланта не способны выступать сольно, или наоборот — при высоком классе они склонны к ансамблевому музицированию. Второе — это наш случай», — отмечает Александр Гиндин.
Вместе с Гиндиным на сцену Новосибирской филармонии вышли блистательная пианистка Екатерина Мечетина, эксклюзивный артист фирмы Steinway & Sons Алексей Володин и лауреат многочисленных международных конкурсов Сергей Кудряков. Музыканты давно знают друг друга, тепло друг к другу относятся, но выступать в таком составе им довелось впервые. Первая репетиция состоялась за день до концерта, она длилась до полуночи. «Я считаю, что одна-две репетиции — это оптимальное количество. Их вполне достаточно для того, чтобы достичь качества, — поделился Александр Гиндин. — Дальше начинается обмен мнениями, каждый пытается утвердить свою точку зрения. Поэтому я придерживаюсь мнения, что собранное на репетициях нужно стремительно выносить на публику, пока оно горячо».
Впервые Гиндин собрал квартет в 2008 году, и импульсом к созданию проекта, по его словам, послужили обнаруженные ноты Большого концертного квартета Карла Черни. «Это сочинение было написано по заказу австрийской императрицы. Первыми исполнительницами стали придворные дамы, а средства от концерта были направлены пострадавшим от наводнения, — рассказал ведущий концерта, лауреат премий «Тэфи», автор передач телеканала «Культура» Артем Варгафтик. — Можно сконструировать подобную ситуацию в наше время и представить, каков был резонанс. Примерно такой, как если бы в концертном зале «Россия» фантазии на темы популярных мюзиклов на четырех роялях исполнили, к примеру, Сати Спивакова, Ксения Собчак, Алина Кабаева и Тина Канделаки».
Светско-благотворительное сочинение, полное головокружительных пассажей и других технических сложностей, прозвучало и в новосибирском концерте. Эта пьеса для квартета на вес золота: музыки, сочиненной для такого состава, совсем немного — уж очень он диковинный. Лишь половину новосибирской программы составили пьесы, созданные специально для квартета: кроме музыки Черни, это сюита «Париж» Дариуса Мийо. Также прозвучали два переложения известных оркестровых пьес — увертюра к «Тангейзеру» Вагнера и «Болеро» Равеля.
Но даже если бы публике не сообщили, какие из опусов написаны специально для квартета, а какие переложены, большинство слушателей наверняка безошибочно бы определило, что есть что. «Родные» сочинения звучали компактно, остро, графически четко, ансамблево совершенно — будь это популярные в начале XIX века темы, погруженные в феерически виртуозную фактуру квартета Черни, или афористичные звуковые зарисовки достопримечательностей Парижа, выполненные Мийо диссонантным языком XX века.
Менее естественно по вполне понятным причинам звучали оркестровые переложения. Грузная фактура каждой партии, которые по воле аранжировщиков стремились воспроизвести мощь звучания оркестра tutti, создавала ощущение тяжеловесности. Возможно, по этой причине увертюра Вагнера прозвучала не единым целым, а чередой фрагментов, придавленных собственной фактурной тяжестью.
Смысл и прелесть «Болеро» Равеля — в разнообразии тембровых красок, которыми каждый раз расцвечивается тема. Поэтому сама идея аранжировки, то есть превращения множества тембров в фортепианный монолит, вызывала опасения. Очевидно, из-за падения индекса разнообразия автор переложения сократил время звучания пьесы, мудро не рискнув испытывать ресурсы слушательского внимания. Идеально ткань «Болеро» зазвучала, когда квартет достиг звучности форте, а на сдержанной громкости музыканты, казалось, были больше заняты не музицированием, а безопасным прохождением мимо Сциллы и Харибды — удержанием в неизменном виде ритмической фигуры, насквозь пронизывающей ткань сочинения, и регулировкой звукового баланса между ней и проведением темы.
Завершился концерт феерическими бисами — исполненной на космических скоростях и с запредельной виртуозностью «Цыганской песней» из «Кармен» Бизе и маршем-галопом Лавиньяка. Прелесть последней пьесы в том, что она написана для фортепиано в восемь рук — иными словами, для ее исполнения все пианисты сели за один инструмент. И смотреть на это было так же интересно, как и слушать: пьеса была разыграна как небольшой спектакль и завершилась оглушительной, ревущей овацией.