Лидер ансамбля старинной музыки Insula magica Аркадий Бурханов в августе отпраздновал юбилей: ушел в горы, прихватив с собой новые инструменты, и устроил концерт под открытым небом только для себя. Сейчас музыкант готовится к бенефису «Пятьдесят на пятьдесят» (иначе говоря, «Пятьдесят лет на пятидесяти инструментах»), говорит, что, миновав рубеж, ощущает прилив физических и творческих сил и уверен в том, что начался некий второй круг жизни.
— С чего все началось? Как вы пришли к старинной музыке?
— Интерес зародился еще в музыкальной школе, когда я на гитаре играл лютневый репертуар, усилился в училище, а когда я поступил в консерваторию, сразу попал в ансамбль Insula magica, который тогда только-только образовался, его возглавляла Наталья Головнева. Эта история продолжается с 1981 года, от которого мы отсчитываем историю ансамбля, и до сих пор.
— Почему интерес к старинной музыке возник в двадцатом веке?
— Первые опыты обращения к старинной музыке были еще в ХХ веке, когда начали активно исполнять Баха. В ХХ же веке появились несколько пионеров этого движения, которые стали возрождать искусство игры на старинных инструментах, — такие, например, как знаменитая клавесинистка Ванда Ландовска, Арнольд Долмеч. Сразу возникли большие споры по поводу того самого аутентичного исполнения, все спрашивали: «Откуда вы знаете, что эта музыка звучала именно так?» Споры не утихли до сих пор. Понятно, что сейчас вряд ли возможно сыграть пьесу XVI века точно так, как она звучала тогда, ведь менталитет музыканта теперь другой, в его слуховом опыте есть и рок-музыка, и музыка Баха, Бетховена, Чайковского. Исполнять раннюю музыку с таким багажом непросто, надо отречься от всего — и воспринимать ее как откровение. Многие музыканты, чтобы к ним не было никаких претензий в смысле аутентичности, занимают такую позицию: «Да, мы играем собственные фантазии на эти темы, мы играем, как мы слышим. Мы получаем удовольствие от того, что соприкасаемся с инструментами прошлого, от того, что играем по старинной нотации». Ну а как воспринимают это критики, слушатели или коллеги, которые не считают исполнение старинной музыки достойным занятием, — это их дело. Мы свой выбор сделали, мы влюблены в эту музыку, и опыт показывает, что не важно, чем человек занят, но если он делает это с увлечением, то всегда найдутся люди, которым будет интересно посмотреть, как он это делает.
— Люди, у которых есть общие увлечения, обычно чем-то похожи. Что объединяет тех, кто играет старинную музыку?
— Есть у нас друзья в Швеции, братья — один органист, другой врач. Находясь в центре Европы, они живут почти в средневековой обстановке, все делают своими руками. И как-то я их спросил: «У вас вообще очень странно все, вы сознательно это делаете?» Они говорят: «В общем, да». — «Интересно, а мы с вашей точки зрения тоже странные?» В ответ Бенкт Трибукайт сказал фразу, которая мне запомнилась: «Да, вы тоже странные. Но это пропуск». Это некий пропуск в круг людей, которые занимаются тем, чем, в широком смысле, не занимается никто.
— А в чем странность, можете сказать?
— Да изнутри не видно. Я живу своей естественной жизнью, которая, оказывается, людям со стороны кажется довольно странной. Почему я играю на лютне и на блокфлейте? Почему я люблю эту музыку и не люблю то, что любят все остальные? Ситуация сейчас такова, что молодой человек, признаваясь, что не может слушать ничего, кроме классики, начинает чувствовать себя в своей среде неполноценным. В наше время тот, кто слушает классику, — странен. А уж тот, кто слушает старинную музыку, а тем более ее играет, — это уже вообще непонятно что такое.
— Очень распространена практика, когда одни и те же люди, одни и те же ансамбли исполняют музыку и старинную, и современную. Почему так получается? В чем их внутреннее родство?
— Это развитие сюжета достаточно естественно: люди, которые приходят к старинной музыке и к авангарду, — люди экстраординарные, с нестандартным мышлением, люди, готовые идти против течения. Это, видимо, в продолжение к предыдущей нашей теме. На заре аутентичного исполнительства в нашей стране, когда старинная музыка была явлением андеграунда, она как раз сомкнулась с авангардом, который тоже был андеграундом. У них была общая судьба: ни старинную музыку, ни музыку новых композиторов не принимали филармонии, концертов не было. Желание слышать это и это играть выливалось в закрытые вечеринки, на которых и то, и другое исполняли зачастую одни и те же люди. И в наше время близость старинной и авангардной музыки — явление живое. Сегодня яркий пример в этом смысле — основанный в Московской консерватории Алексеем Любимовым «факультет исторического и современного исполнительства». Не так давно меня приглашали в нашей консерватории прочитать лекцию про аутентичное исполнение, что характерно, — в курсе «Актуальные проблемы современного исполнительства».
— Старинная музыка — это, наверное, самая большая ваша страсть, и большинству вы известны в первую очередь как музыкант. А есть увлечения, которые бы вас открывали с неожиданной стороны?
— Да-а-а, есть. Баня, например! Это даже не хобби, это жизненная необходимость, своеобразный ритуал очищения, через который необходимо периодически проходить. Что, наверное, самое интересное — я хожу в общую баню, не в сауну. Да-да, они еще сохранились! И мне доставляет огромную радость и удовольствие общаться с теми, кто туда приходит. Среди них на самом деле очень много интересных, своеобразных людей, они там оказываются, как, впрочем, и я, совершенно не потому, что не могут заплатить за сауну, вовсе нет! Они, в общем-то, тоже приходят за общением. …Похоже, мы опять вернулись к вопросу о странностях? (Смеется.) Я бы сказал, что баня — в большей степени национальная русская идея, даже нежели водка, это более тотально и позитивно объединяющая вещь.
— Уже видно на горизонте следующее крупное событие в жизни ансамбля после вашего юбилея?
— Похоже, все идет к тому, что мы будем готовить очередной международный фестиваль старинной музыки. Это уже есть в культурных планах нашего областного департамента, все это случится, предположительно, в следующем сезоне. Хочется в это верить, тем более я знаю, что многие музыканты нашего направления просто спят и видят, как они приедут в Новосибирск.
— «Пятьдесят на пятьдесят» — название, конечно, отличное, но разве реально одному человеку за концерт сыграть на 50 инструментах? Если на каждом хотя бы по одной пьесе — и то это займет часов пять!
— А я буду играть на нескольких инструментах в одном произведении, иногда одновременно! Я тренируюсь! (Смеется.) Вообще мы планируем, что в концерте примут участие люди, с которыми мне очень приятно работать, — помимо, само собой, Insula magica, это этнодуэт Sandal, замечательный перкуссионист Виктор Гарагуля, с которым мы нашли много общего в области этнических восточных музык. Без сомнения, «фишкой» станет финал, когда на сцене будет оркестр гитаристов, составленный из моих учеников и учеников моих учеников.
— Получается, 50 ваших инструментов — плюс инструменты других музыкантов. Сколько всего? Штук 80?
— Не знаю, была у нас идея сделать на сцене табло типа футбольного и вести подсчет, на скольких я сыграл, на скольких сыграли коллеги. Может быть, мы к этому и вернемся, правда, технически это не очень удобно. Но, по крайней мере, строгий подсчет тех инструментов, которые буду демонстрировать я, мы точно проведем. Так что, может быть, еще не поздно послать информацию в Книгу рекордов Гиннеса.
Марина Монахова, "Новая Сибирь"