Первый вечер антологии французского барокко был обращён ко всему возвышенному, благородному, чувствительному, прекрасному. Вторая программа «Маски и посвящения» рассматривает этот мир с другой точки зрения. Она концентрируется не на идеальном, мифологическом, а на эстетике и нравах той эпохи. Согласно нормам этикета и пониманию искусства, описывать явления окружающего мира и свои впечатления от них можно было только через намёки, аллюзии, аллегории. Отсюда театр, карнавал, маски и, как следствие, иллюзорность. Внешние качества явления или персонажа – это только видимость, которая призвана что-то символизировать, при этом истинные качества описываемого глубоко скрыты от нас, мы можем о них только догадываться.

Двойственность усугубляется ещё и тем, что французские клавесинисты зачастую давали своим пьесам названия в виде имён реальных людей. Во многих случаях мы можем лишь догадываться, кто конкретно имеется в виду. Но уже совсем непонятно, чем является сама пьеса – посвящением, портретом человека или он попросту был источником вдохновения для создания музыки? В этой неопределённости и заключается магия французского барокко. Образ поворачивается к нам разными сторонами и гранями и, являясь цельным, остаётся для нас принципиально непознаваемым, загадочным, иллюзорным. В своих суждениях мы вынуждены больше полагаться на то, что говорит язык наших впечатлений (отсюда извечный французский impression).